12 апреля в России отмечается День космонавтики. В это время обычно говорят о гордости и победах, однако редко когда дают слово тем, без кого этого праздника просто не было бы: самим космонавтам. Решив исправить ситуацию, «Мослента» поговорила с Героем Российской Федерации, летчиком-космонавтом Олегом Артемьевым о том, как попасть на МКС гражданскому человеку, когда на орбите вспоминают о Боге и что вернувшиеся из космоса думают обо всем происходящем тут, на Земле. Ниже — монолог Олега. Про детские мечты В детстве я мечтал быть моряком. А еще машинистом и разведчиком — в зависимости от того, что читал. Когда читал трилогию Яна: «Чингисхан», «Батый» и «К "последнему морю"» — хотел стать археологом. Про путешественников книга попадалась — хотел стать моряком. После фильмов «Щит и меч» и «Адъютант его превосходительства» разведчиком хотел быть. И летчиком тоже, и вертолетчиком, потому что у меня папа на аэродроме работал. Байконур тогда назывался Ленинском, и отца туда перевели из Риги, где я родился. Так получилось, что из Байконура я поехал поступать в мореходное училище. Но в итоге окончил совсем другой техникум, в армии послужил, и только потом попал в Бауманку. При поступлении нас возили по предприятиям, чтобы проще было определиться и выбрать себе специальность. Мы попали в Центр управления полетами, и там читал лекцию Владимир Соловьев, дважды герой Советского Союза. Тогда он был руководителем полета «МИРа», а сейчас это генеральный конструктор РКК «Энергия», руководитель полета МКС. На той встрече в ЦУПе он и зародил у меня желание стать космонавтом. Про гражданских в космосе С самого начала Королев поставил задачу, чтобы среди космонавтов были и гражданские, чтобы инженеры летали. Сформировали два отряда: военный и гражданский. Первым из гражданских летал Феоктистов, еще на «Восходе». Меня приняли в отряд космонавтов, когда набор был отраслевой. Летчиков брали из военных училищ, а гражданских — с предприятий ракетно-космической отрасли. В частности, с РКК «Энергия». Все гражданские космонавты были оттуда. Экзамены в отряде космонавтов тогда были пожестче, чем сейчас. Их принимали те, кто разработал системы, которые мы потом изучали. Спрашивали очень дотошно, но я уже поработал, оборудование знал и все ответил. Конкурс был небольшой, в космонавты тогда мало кто хотел идти. С моего выпуска Бауманки по пальцам можно пересчитать, кто пошел работать в РКК «Энергия». Когда мое заявление подписали на всех уровнях, я прошел медкомиссию, хотя никто ее больше в тот год не прошел. Только в 2003 году ко мне еще двое присоединились. Про сложности Конечно, в 1990-х было сложно окончить Бауманку и не испортить при этом здоровье. Шли голодные годы развала Советского Союза, а помимо учебы нужно было еще содержать семью и ни в какие приключения не попасть. В РКК «Энергия» мне понравилось, но зарплата была маленькая, приходилось подрабатывать в других местах. Так что сложности были чисто бытовые. Задачи я себе ставил постепенно. Первое — попасть в РКК «Энергия» — выполнил, второе — медкомиссию прошел, третье — в отряд космонавтов попал. Когда я узнал, что в него зачислен, это был восторг, ощущение такое, что все по плечу! Про одиннадцать лет подготовки Когда ты зачислен в отряд, следующий этап — сдать экзамены, чтобы тебя приняли в космонавты-испытатели. У меня это затянулось из-за травмы, потому что на тренировках я разорвал ахиллово сухожилие. Год и восемь месяцев ходил на костылях, и несколько раз я думал, что меня спишут. Рана все не заживала, и был момент, когда мне сказали, что Центр подготовки космонавтов пора уже освобождать и идти лечиться к себе в РКК «Энергия». Я пошел забирать свои вещи. А соседний шкафчик занимал космонавт номер три, Андриян Николаев, тогда уже генерал-майор авиации. И вот он спрашивает: «Ты куда собрался?» В результате подготовка к первому полету у меня длилась 11 лет, с 2003 года по 2014-й. При этом я не рекордсмен, были космонавты, которые ждали и подольше. Просто исторически так сложилось, что военный отряд летал чаще, чем гражданский. Но потом, в 2011 году, их объединили, и для меня, можно сказать, забрезжил свет. Появилась возможность быстрее полететь. Чтобы скрасить ожидание полета, я записывался на эксперименты. Поучаствовал, например, в программе «МАРС-500». Назвали ее так потому, что, по расчетам, пятисот дней как раз хватает, чтобы долететь до Марса, там поработать и вернуться обратно. Про общение в космосе Сейчас в полете нет такого понятия, как одиночество. Станция крупная, экипаж большой. В данный момент семь человек летают, а недавно белорусы были, так на МКС вообще десять человек работали. Благодаря спутникам мы все время на связи, крайне редко ее нет. Так что удается и жене позвонить, и родителям, и у сына уроки проверить. И страха нет, он на Земле остается. У нас есть специальные виды подготовки, которые позволяют человеку быть хладнокровным. О Боге и нештатных ситуациях С нашей стороны люди в основном верующие летают. С той стороны тоже есть верующие, мормоны. Иногда бывает, кто не верил, уже верующим возвращается. Когда что-то случается, реакция автоматическая, ты с закрытыми глазами знаешь, где что находится. Знаешь свое место, как помочь товарищу, как его не бросить. Происходящее зависит от твоего профессионализма, от того, как тебя научили на Земле. 70-75 процентов всех тренировок, которые проходят у нас на Земле, связаны с нештатными ситуациями. Пожары, разгерметизация, поломки оборудования... Когда в первый раз отрабатываешь, сердце колотится. А когда это уже сотни раз было повторено и такая ситуация наступает, ты просто хладнокровно делаешь свою работу. В космосе человек всегда на стреме, и признак нештатной ситуации — это тишина. Значит что-то случилось, отключилась вентиляция. Обоняние и слух усиливаются в несколько раз. Начинаешь выходить из ситуации и понимать, что же произошло — это из-за пожара? Или разгерметизации? Или еще из-за чего-то? При мне было и то, и другое. Все это очень быстро аннулируется. Про позитив Когда человек грустный, невеселый, ему все тяжелее дается, и время медленнее идет. А позитив и юмор позволяют легче переносить тяготы космического полета. Для этого важно соблюдать режим труда и отдыха. Как только выспался, все — у тебя уже хорошее настроение. Тем более, что работа постоянно есть, и она не приедается. Потому что каждый день что-то новое: или новый эксперимент, или новая поломка, или еще что-нибудь. А когда у человека есть чем заняться, да еще и любимая работа, конечно, у него будет хорошее настроение. Да, нас может что-то с Земли огорчить, но люди, которые с тобой на связи, обычно стараются настроение не портить. Про питание На МКС есть российский рацион и американский. В основном отечественный, и два ящика американского. У нас 16-суточный рацион, все сделано так, чтобы он не надоедал. Но все равно за эти 16 суток хочется чего-нибудь свеженького. Поэтому мы всегда к американцам летаем, там отдаем, что не съели. Так же и они все не доедают. Мы этими большими мешками меняемся, а потом выбираем себе то, что хочется. Из нашего рациона у них больше всего популярностью пользуется творог. Он у нас есть с орехами, черносмородиновый, облепиховый и, по-моему, с кунжутом. Наш творог всем очень нравится. Во-первых, он сам по себе вкусный, а, во-вторых, это отличная основа, чтобы сделать тортик. На него мы можем выменять то, чего у нас нет, — это морепродукты. Крабы, гребешки, креветки. Про выходы в открытый космос Выход — редкая вещь, не всегда на них везет. Мне повезло, что в каждом полете они были. В третьем мы дооснащали новый модуль и, чтобы ввести его в строй, надо было сделать целых пять выходов. Рекордсмен — Анатолий Соловьев, который на «МИРе» еще выходил. У него почти 79 часов работы в открытом космосе, 16 выходов. А я, наверное, месте на десятом, у меня 53 часа 31 минута. В действующем отряде по восемь выходов у меня и у Сергея Прокопьева. У остальных поменьше — у кого-то три, у кого-то один. Про возвращение Возвращение считается самой опасной частью космического полета. Происходит оно только в том случае, если к нам прилетел на пересменку экипаж. Тогда есть возможность вернуться. Мы передаем смену — это довольно трудоемкое и важное мероприятие. Параллельно начинаем готовить результаты экспериментов и все остальное, что надо спустить, в частности, пробы воды и воздуха всех систем. Плюс еще забиваем мусором бытовой отсек, который сгорит по дороге. Потом идет передача командования. Когда я был командиром станции и российского сегмента, я передал командование Прокопьеву. Нас провожают, в определенное время, примерно за три часа до пуска до Земли, мы отстыковываемся от станции. Строим ориентацию, выдаем импульс, идет разделение отсеков, сгорают приборно-агрегатный отсек и бытовой, с мусором. А мы на спускаемом аппарате приземляемся в Казахстане возле Джезказгана, где нас встречает поисково-спасательное обеспечение и все наши знакомые-друзья. Те, которые нас готовили в космос, — они нас и отправляют, и принимают. Очень трогательные эти встречи. Про адаптацию Земля принимает, гравитация действует, и кому-то от этого совсем хорошо, а кому-то совсем плохо — у каждого по-разному. Мне повезло, у меня с каждым полетом адаптация проходит все легче и легче. Сразу, можно сказать, работоспособный. В первые три недели надо научиться нормально ходить, лежать, сидеть. Потом три недели в санатории, обычно в Сочи, на Взморье. За эти шесть недель мы приходим в себя, и с нами проводят различные эксперименты, которые начались до космического полета, были во время него и продолжаются после окончания. Я уже полтора года как прилетел, и нас до сих пор проверяют на различные возможности организма. Потом многие уходят в отпуск. Отгулял, и начинаешь восстанавливать навыки, поддерживать их. Если полгода летал, то через полгода допускаешься до медкомиссии. Проходишь ее и ждешь назначения в экипаж. У меня сейчас будет повторная медкомиссия, и там, может, к лету начнется подготовка в экипаже. Как повезет. Про жизнь после возвращения После возвращения многое в голове меняется. Дела, которые были важными до космического полета, после него эту важность теряют. Думаешь: «Зачем я время тратил на разборки, ссоры?» Я вообще заметил, что с каждым полетом человек становится все добрее. Бывают люди нервные, падкие до конфликтов, и ты уже пропускаешь их мимо. Тебя уже тяжело зацепить, настроение испортить или разгневать. На те вещи, которые расстраивали до первого космического полета, ты уже и внимания не обращаешь. Такое есть у всех людей, которые прошли через рисковые ситуации и остались живыми и невредимыми. У такого человека что-то в голове переключается, и он становится подобрее и потерпимее к тем, кто рядом с ним... Про плоскоземельщиков Плоскоземельщики оставляют комментарии к фотографиям с орбиты, которые я выкладываю в соцсетях. Пишут, что это фотошоп и всякие другие глупости. Когда я такое увидел после первого полета, у меня было ощущение, что эти люди вылезли из пещер. А сейчас на подобное не обращаю внимания, мне просто смешно. Понимаю, что есть люди, которые заводят остальных и зарабатывают на этом. Заняли нишу, выпускают книги, ролики. Пользуются невежеством окружающих и получают за это деньги. Любое хорошее дело может быть очернено. Что тут поделаешь, бороться с этим бесполезно. Тут только образование спасает. Человек должен критически мыслить и использовать ту базу знаний, которую получил в школе, в институте. И если он нормально учился, то не будет в таком участвовать. Только если не хочет сам зарабатывать на этом деньги. Что тут скажешь? Бизнес есть бизнес. Про любимые фильмы о космосе Недавно вышел «Вызов» — очень хороший фильм, мне понравился. «Гаттака» режиссера Эндрю Никкола интересно показывает жизнь космонавта. «Салют-7» хороший, «Время первых», «Интерстеллар». Вообще, вся хорошо сделанная фантастика имеет право на существование. Тот же самый «Чужой», хоть это и ужастик. В космосе ни один полет без него не проходит. Смотрят его в дни перерыва, особенно если воскресенье свободное, всей компанией. С первого начинают, и друг за другом ставят все серии, от начала до конца. Сколько бы я этот фильм ни смотрел, каждый раз вижу его по-разному. Про сегодняшние мечты Мечтаю проводить побольше времени с семьей. Чтобы что-то полезное сделать своим детям, жене помочь. Потому что они обделены, ведь я очень много времени проводил в командировках, на занятиях. Есть тяга посетить те места, где я ни разу не был. Побывать на Северном и на Южном полюсах, в каждом регионе нашей страны и на других материках. Хотелось бы попробовать слетать на тех кораблях, на которых еще не летал. И, конечно, было бы здорово долететь до новой станции, которую в 2027-м запустят. Я мог бы уже уйти на пенсию, если бы врачи сказали: «Все!» Но пока не говорят, а значит, еще можно попробовать штурмануть космос.